— Кому нужен портрет червяка?
— Мало ли психов на свете! — сказал Дойл. — Может, кому-нибудь и понадобится. Я вопросов не задаю. Людям нужны снимки, и я их делаю. И пока мне за них платят, все в порядке.
Дойл с удовольствием допил и налил снова.
— Бенни, — спросил он, — ты когда-нибудь слышал, чтобы деньги росли на дереве?
— Ты ошибся, — сказал Бенни, — деньги растут на кустах.
— Если могут на кустах, то могут и на деревьях. Ведь что такое куст? Маленькое дерево.
— Ну уж нет, — возразил Бенни, малость смутившись. — Ведь на самом деле деньги и на кустах не растут. Просто поговорка такая.
Зазвонил телефон, и Бенни подошел к нему.
— Это тебя, — сказал он.
— Кто бы мог догадаться, что я здесь? — удивился Дойл.
Он взял бутылку и пошел вдоль стойки к телефону.
— Ну, — сказал он в трубку, — вы меня звали, говорите.
— Это Джейк.
— Сейчас ты скажешь, что у тебя для меня работа. И что ты мне дня через два заплатишь. Сколько, ты думаешь, я буду на тебя работать бесплатно?
— Если ты это для меня сделаешь, Чак, я тебе все заплачу. И не только за это, но и за все, что ты делал раньше. Сейчас мне нужна твоя помощь. Понимаешь, машина слетела с дороги и попала прямо в озеро, и страховая компания уверяет…
— Где теперь машина?
— Все еще в озере. Они ее вытащат не сегодня-завтра, а мне нужны снимки…
— Может, ты хочешь, чтобы я забрался в озеро и снимал под водой?
— Именно так. Я понимаю, что это нелегко. Но я достану водолазный костюм и все устрою. Я бы тебя не просил, но ты единственный человек…
— Не буду я этого делать, — уверенно сказал Дойл, — у меня слишком хрупкое здоровье. Если я промокну, то схвачу воспаление легких и у меня разболятся зубы, а кроме того, у меня аллергия к водорослям, а озеро почти наверняка полно кувшинок и всякой травы.
— Я тебе заплачу вдвойне! — в отчаянии вопил Джейк. — Я тебе даже втройне заплачу!
— Знаю, — сказал Дойл, — ты мне ничего не заплатишь.
Он повесил трубку и, не выпуская из рук бутылки, вернулся на старое место.
— Тоже мне, — сказал он, выпив две порции подряд, — хорошенький способ зарабатывать себе на жизнь.
— Все способы хороши, — сказал Бенни философски.
— Послушай, Бенни, та бумажка, которую я тебе дал, она в порядке?
— А что?
— Да нет, просто ты похрустел ею.
— Я всегда так делаю. Клиенты это любят.
И он машинально протер стойку снова, хотя та была чиста и суха.
— Я в них разбираюсь не хуже банкира, — сказал он. — Я фальшивку за пятьдесят шагов учую. Некоторые умники приходят сбыть свой товар в бар, думают, что это самое подходящее место. Надо быть начеку.
— Ловишь их?
— Иногда. Не часто. Вчера здесь один рассказывал, что теперь до черта фальшивых денег, которые даже эксперт не отличит. Рассказывал, что правительство с ума сходит — появляются деньги с одинаковыми номерами. Ведь на каждой бумажке свой номер. А когда на двух одинаковый, значит, одна из бумажек фальшивая.
Дойл выпил еще и вернул бутылку.
— Мне пора, — объявил он. — Я сказал Мейбл, что загляну. Она у меня не любит, когда я накачиваюсь.
— Не понимаю, чего Мейбл с тобой возится, — сказал Бенни. — Работа у нее в ресторане хорошая, столько ребят вокруг. Некоторые и не пьют, и работают вовсю…
— Ни у кого из них нет такой души, как у меня, — сказал Дойл. — Ни один из этих механиков и шоферов не отличит закат солнца от яичницы.
Бенни дал ему сдачу с двадцати долларов.
— Я вижу, ты со своей души имеешь, — сказал он.
— А почему бы и нет! — ответил Дойл. — Само собой разумеется.
Он собрал сдачу и вышел на улицу.
Мейбл ждала его, и в этом не было ничего удивительного. Всегда с ним что-нибудь случалось, и он всегда опаздывал, и она уже привыкла ждать.
Она сидела за столиком. Дойл поцеловал ее и сел напротив. В ресторане было пусто, если не считать новой официантки, которая убирала со стола в другом конце зала.
— Со мной сегодня приключилась удивительная история, — сказал Дойл.
— Надеюсь, приятная? — спросила Мейбл.
— Не знаю еще, — ответил Дойл. — Может быть, и приятная. С другой стороны, я, может, хлебну горя.
Он залез в часовой кармашек, достал банкнот, расправил его, разгладил и положил на стол.
— Что это такое? — спросил он.
— Зачем спрашивать, Чак? Это двадцать долларов.
— А теперь посмотри внимательно на уголок.
Она посмотрела и удивилась.
— Смотри-ка, черешок! — воскликнула она. — Совсем как у яблока. И приклеен к бумаге.
— Эти деньги с денежного дерева, — сказал Дойл.
— Таких не бывает, — сказала Мейбл.
— Бывает, — сказал Дойл, сам все более убеждаясь в этом. — Одно из них растет в саду Дж. Говарда Меткалфа. Отсюда у него и деньги. Я раньше никак не мог понять, как эти боссы умудряются жить в больших домах, ездить на автомобилях длиной в квартал и так далее. Ведь чтобы заработать на это, им пришлось бы всю жизнь вкалывать. Могу поспорить, что у каждого из них во дворе растет денежное дерево. И они держат это в секрете. Только вот сегодня Меткалф забыл с утра собрать спелые деньги, и их сдуло с дерева через забор.
— Но даже если бы денежные деревья существовали, — не сдавалась Мейбл, — боссы не смогли бы сохранить все в секрете. Кто-нибудь да дознался. У них же есть слуги, а слуги…
— Я догадался, — перебил ее Дойл. — Я об этом думал и знаю, как это делается. В этих домах не простые слуги. Каждый из них служит семье много лет, и они очень преданные. И знаешь, почему они преданные? Потому что им тоже достается кое-что с этих денежных деревьев. Могу поклясться, что они держат язык за зубами, а когда уходят в отставку, сами живут как богачи. Им невыгодно болтать. И кстати, если бы всем этим миллионерам нечего было скрывать, к чему бы им окружать свои дома такими высокими стенами?